Повести древних лет. Хроники IX века в четырех кни - Страница 133

133

Идут, идут, идут, и ты идешь. Качаются спины и затылки, в голове одно — не навалиться на передних. Будто бы всю жизнь так шли.

И вдруг проблеск. Перед тобой спины опустились, и ты, как внезапно прозревший слепой, увидел дальний Город и высокий Детинец над тыном. А перед тобой ровное-ровное место, и к тебе ползут три низкие, длинные чудища. В их распластанных телах сверкает рыбья чешуя, зарнички переливаются блестками. Что это?

Не успев разглядеть, воин делал шаг с бугорка, и видение исчезало. Вновь те же спины и те же знакомые затылки. Они раскачиваются от хода, и ты, верно, так же качаешься. Скорее бы уж, скорее!..

Закричали старшины. Подобно петухам, голоса перекликнулись по полкам и в полках. Слышно, Косняту подхватил Кудрой, принял Бонята, передавая Голдуну. Пророкотал Изяслав, взвизгнул походный мерянский старшина Тсарг, вороном каркнул старшина угров. В головах отразилось одно протяжное слово:

— Сто-ой!

Остановились и подобрались тесней. Приподнимались на носки, тянулись через плечи, старались заглянуть через головы передних.

Пришли. Больше некуда идти. Вот они.

Глава шестая

1

Передовые полки земских и князя Ставра не сошлись на полтысячи шагов, и зоркий мог различить лица передних рядов. Нурманнские крылья же далеко оттянулись.

Стояли и ждали, кому начинать страшное дело. Между противниками залегла невидимая стена, построенная смертью. Здесь — жизнь, там — жизнь. А кто прикоснется к стене, того более не будет.

На мирном выгоне в землю вросли круглые камни-голыши, травы пощипаны тупыми желтыми коровьими и овечьими зубами. Кусты репейника обойдены разборчивым скотом.

А смерти, той все равно, для нее одинаковы все места, все травы, куда валить людей. Сердца тех, кто не хотел бы умирать, а приходилось, наливались гневом.

К смертному рубежу от земских без страха вышли известные люди. Кто не знал их в Новгороде! Они были бессменными выборными людства, судили по Правде, им верили. Их голос звучал на вечах, не смолк и на смертном поле. Строго укорял горожан Ставровой дружины Изяслав:

— Вы Правде изменники, вы Ставровы прислужники! Вы рабы нурманнские! Ужель будете братоубийцами?!

Страшно грозился Гюрята:

— Одумайтесь, нету вам времени! Подходят все земли великими силами. Будете все вы побиты и прокляты от века!

Плачущим голосом просил Коснята:

— Братья несчастные, над собой сжальтесь! Родившись свободными, надеваете нурманнский ошейник, умрете рабами…

Голдуну же не пришлось сказать слова. Сзади завыли нурманнские рога, и в городском полку заорали поставленные князем начальные люди:

— На слом, на слом, на слом, на слом!..

Княжеский полк качнулся, а новгородские старшины отошли и укрылись в рядах войска.

2

Княжье войско сделало немного шагов и, наставив копья, бросилось бегом. Чтобы не быть смятыми и не попятиться от удара, земские побежали навстречу.

Сшиблись с криком, с воем, с воплем, которых не слышал тот, кто кричал, выл и вопил. Руки делали дело… Один обезумел, не видел, не знал, что творит. Другой, кто, быть может, перед боем совсем потерял сердце, нашел его вдруг.

И, точно в дерево, метил в человека, заранее зная, как попасть и как выдернуть из трупа оружие, и как вновь легко срубить мягкое тело — не жесткий ствол дуба.

Передние ряды сцепились, а задние жали и жали вперед, требуя скорее своей доли боя, будто бы на смертных полях могут кого обделить! И — внезапно оказывались лицом к лицу с врагом.

Не успевая понять и запомнить, как в дурном сне или в болезни, вырванный из бреда чей-то оскаленный рот, чью-то латную грудь, чью-то руку с оружием, чью-то бороду на мелкой кольчуге, чей-то шлем с острым шишаком, — били дубиной с железным бугристым яблоком, забыв о щите, левой рукой помогали правой донести до цели тяжелый топор, с неслыханной меткостью жалили копьем и рогатиной и, отмахнувшись мечом, в тесноте доставали горло ножом, а как он в руке оказался — не знали…

Всей горечью обиды за Город и за отцовскую Правду, всей злобой людей, оторванных в страду от дела, всей нерастраченной яростью, бесславно накопленной в мучительном ожидании боя, ударяли новгородцы.

Пахарь, плотник, охотник, кузнец, ткач, кожевник, столяр, токарь, скорняк, шерстобит и суконщик, мельник, литейщик, мясник, лесоруб, судовщик, углежог-смолокур, рыболов, пастух и гончар — все сгорели, все стали только воинами, беззаветно отдавшимися битве, будто рожденными лишь для сражений!

Сражались ли они миг или день? Кто же мог следить за временем!

Но видели старшины и видели боковые полки-крылья, как сразу рухнул князь-Ставра случайный полк. Смятый, раздробленный, он рассыпался, от него ничего не осталось. Бросив оружие, случайно и насильно приставшие к Ставру горожане смешались с добровольно продавшимися князю дружинниками и, спасаясь, бежали, кто уцелел, между двумя полками нурманнов.

И оба победивших земских полка без строя и порядка забежали в погоне средь нурманнов, чего те и ждали. Кричали старшины, стремясь остановить своих, и остановили. Но поздно.

Каждый нурманн сделал в своем строю пол-оборота и, как один, свиноголовые полки повернулись живыми клещами разрезать и истребить горячее неумелое войско земян.

Глава седьмая

1

Да, каждый нурманн сделал лишь пол-оборота, и оба нурманнских полка выхлестнули из себя по железному клину, навстречу друг к другу. И легко врезались в толпы земских, которые свой неровный строй и тот потеряли в победе над князь-Ставровым полком. На помощь своим поспешили полки правого и левого крыла новгородского земского войска.

133