Повести древних лет. Хроники IX века в четырех кни - Страница 52

Так поет скальд. Он вдохновлен богом богов, повелителем Валгаллы, отцом вестфольдингов Вотаном: так верят вестфольдинги, так верит и скальд. Вотан, отец высшей расы, освящает насилие, вдохновляет воспевание убийства и порабощения человека человеком.

Это не ново, но не устарело до наших дней, хотя больше никто не верит в Вотана. Скальды нашего времени пользуются другим жаргоном, не столь откровенным и не менее опасным. Быть может, более опасным…

2

Приливной вал, разбитый и рассеченный скалистым устьем фиорда, входил вглубь, как входит в стойло укрощенная и покрытая бессильной пеной лошадь. Слепой, он ощупывал берега, чтобы найти дорогу, и послушно нес длинный драккар, который принадлежал свободному нидаросскому ярлу Оттару, сыну Рекина, сына Гундера.

Ярл стоял на короткой носовой палубке драккара. Под его цепкими ногами поднималась искусно вырезанная, позолоченная чешуистая шея чудовища. Она оканчивалась задранной головой, похожей и на голову крокодила и на голову змеи. В разинутой пасти торчали настоящие клыки, зубы моржей, а глаза из прозрачного янтаря с агатовыми зрачками мерцали живым тревожным блеском.

Из далекой страны Греков, из Рима, и из еще более далеких мест иноземные купцы привозили в Скирингссал костяные и каменные фигурки. Одна из них и послужила образцом для устрашающего украшения «Дракона», лучшего драккара ярла Оттара.

«Дракон» оканчивался острым хвостом чудовища. Между шеей и хвостом «Дракона» можно было сделать пятьдесят шесть шагов, а ширина драккара в средней части равнялась десяти. Его костяк был собран из толстых дубовых брусьев, правильно изогнутых опытными мастерами и навечно связанных железными болтами и плетеньем из древесных корней.

От тяжелого бревна — киля с каждой стороны поднималась обшивка из шестнадцати толстых досок. Доски находили одна на другую, и пазы заполнялись просмоленными шнурами коровьей шерсти. Смолой же был щедро пропитан и окрашен весь «Дракон», кроме носового и кормового украшений.

Лев, тигр, медведь и кабан имеют каждый свой собственный запах. «Дракон» повсюду нес тяжелый неизгладимый запах смолы, разлагающейся крови и прогоркшего сала. Это собственный запах детей Вотана племени фиордов. Недаром в самую темную ночь, когда ветер тянет с моря на низкие земли, чуткие псы заранее поднимают тревожный, жалобный лай.

Кожаными канатами, толщиной в руку человека, «Дракон» тащил за собой пять громадных туш тупорылых кашалотов. Сплетенные из китовой кожи, эти канаты были крепче железных цепей. Они держались за толстые кольца гарпунов, глубоко всаженных в туши.

За устьем, в широкой части фиорда, прилив поднимал воду спокойно, без волн. Кормчий Эстольд находился на своем месте, на короткой кормовой палубе. Двое викингов, учеников и помощников Эстольда, держали длинное правило руля, направляя драккар по кратким приказам кормчего.

Перед Эстольдом в круглой железной раме висел вогнутый бронзовый диск.

Из дыр в бортах высовывались лапы и плавники «Дракона», по четырнадцати длинных весел с каждого бока. Гребцы сидели на поперечных скамьях — румах в открытой средней части так низко, что их головы не были видны над бортами.

Эстольд часто бил в диск. Звонко-пронзительные удары давали гребле стремительный темп. Вдруг кормчий ударил дважды подряд. Правая сторона продолжала грести, а на левой все весла, точно связанные, одновременно опустились и уперлись в воду. «Дракон» повернул на хвосте, как рыба.

Тяжелые туши кашалотов, разогнанные быстрым бегом драккара, помчались к берегу. На «Драконе» освободили канаты, и громадные морские звери, теснясь, как живые, выскочили на мель.

Эстольд безошибочно метко нацелился на широкую скалистую площадку, которую покрывал прилив, а отлив оставлял сухой. Это место служило для приема добычи, предназначенной для разделки.

Когда отец Вотан жил на земле, что, по верованиям племени, было тому назад пятьдесят поколений, берега фиордов были ниже, чем теперь. Гордая земля племени Вотана продолжает расти над морем.

На берегу ждали сто двадцать, а может быть, и сто пятьдесят траллсов, одетых в короткие грязные рубахи, с коротко остриженными головами и широкими железными обручами, заклепанными на шее.

Траллсы смело бросились в воду, ловили канаты и подтаскивали кашалотов повыше. Работая все вместе, с полным единством, они разумно пользовались последним дыханием прилива, чтобы облегчить свой труд.

Двуногие вещи, рабочий скот, который умеет запоминать приказания викингов, понимать слова и произносить их, — траллсы очень удобны для всех работ.

Берега фиорда были завалены тысячами костяков китов и кашалотов, копившимися много лет. Громадные черепа и ребра, скрепленные с позвонками еще не отгнившими хрящами, с висящими кусками черного мяса, были лабиринтами, в которых можно и заблудиться.

В фиорде стояло густое, тяжкое, удушающее зловоние. Скалы, вода и само небо — все здесь разило смертью в ее самой неприглядной, самой отталкивающей форме. Стаи обожравшихся воронов и ворон были не в силах взлететь. Пресыщенные волки, не боясь траллсов, спали внутри черепов среди гор костей.

В фиорде плавали громадные раздувшиеся внутренности морских зверей. С чудовищным обилием падали не могли справиться даже рыбы: в водах Гологаланда и акулы сделались разборчивыми.

Шло горячее время охоты на китов и кашалотов. Рук траллсов едва хватало, чтобы брать с добычи нужные части: кожу и лучшее сало. Сало тут же вытапливалось в огромных котлах, огонь под которыми разводился дровами, щедро политыми тем же салом.